ПРЕССА

ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ «НООСФЕРЫ»

Любовь Сухаревская, журналист, Иркутск

Здесь все по — другому. Так можно сказать о работах, которые вы здесь увидите, особенно если ваш глаз воспитан — я уж не говорю на реалистическом искусстве, но хотя бы и на импрессионистах или модернистах. Свитая из прутьев конструкция; рама «из экзотических фруктов», то бишь апельсинов (Александра Кондратьева); колесики часового механизма или — рядом — внутренности не то первобытного «Пентиума», не то радиолы, оформленные, осмысленные — и поданные необычным способом; прихотливые фрагменты металлической трубы (Вера Кондратьева); пластмассовые жуки… Инсталляция, пространственные построения, дизайн и, конечно, живопись, графика, фотография. Итак, на выставке царит дух эксперимента и новаторства. Молодые авторы ищут новые способы и формы самовыражения, новые формы мышления и соотношение своего внутреннего «Я» с внешним миром. Выставка молодых художников — это вызов и провокация, это дерзость и опрокидывание общепринятого. Они тем и интересны, что могут увидеть смысл в том, мимо чего другой, нехудожник, пройдет не задумываясь.

Антон Климов замирает, завороженный пузырьками пены в кофейной чашке, и пытается заворожить и нас. Может быть, он дает нам понять, что субстанция также эстетична, безупречна, как профиль Нефертити, который присутствует рядом, в одной композиции (работа называется «Ордена Климова» в проекте «Сделать невидимое видимым»)? Чувство цвета здесь действительно безупречно. Андрей Жилин останавливает нас жестко, как толчком ладони в грудь, работой «След цивилизации». След этот — пересохшая омертвелая земля, трещины на ней — как окончательный приговор, как необратимость. Надежда если и остается, то только как риторический вопрос, сформулированный Высоцким: «Кто сказал, что земля умерла? Нет, она почернела от горя». Однако Высоцкий звучит в этом контексте как неисправимый оптимист. У Жилина оптимизму места нет. Решетка перед глазами смотрящего только усиливает ощущение непоправимости случившегося. Некоторым образом перекликается с ним Татьяна Жилина — ее триптих «Сад самих себя» наводит на те же догадки: это еще не колыбель цивилизации, а лишь зарождение жизни на клеточном уровне. «Самих себя» автор видит как семя, которое еще только должно когда — нибудь прорасти и пройти долгий и сложный путь эволюции. Но какие катаклизмы опрокинули жизнь назад, к истокам? Какой огонь спалил то, что уже было? Но не все так грустно в нашем королевстве. У Ирины Жилиной мы видим выполненный в смешанной технике «Автопортрет»: посреди беспечных, легких облаков голубого «пятого океана» парит вполне натурально милая физиономия автора (фотоизображение), на которую нахлобучена тоже натуральная вязаная шапочка и защитные очки. Ну летчица да и только! Вадим Клейменов демонстрирует нам приемы компьютерной графики — его «Секретные материалы» очень декоративны и очень красивы. Юрий Гимов являет образец технического совершенства в инсталляции «Часовая механика». Красота латунных шестеренок завораживает, а ведь это аллегория такой непостижимой категории, как время…

Пока мы общались с экспонатами выставки и друг с другом, в зал на втором этаже быстренько собрались парни и девушки — зрители, и вскоре на площадке появились танцоры в черных летящих одеждах. Началось другое действо — выступление театра концептуального танца «Штрих». Исполнители его до танца как такового добрались не сразу — сперва они вползали, вкатывались, несли друг друга на плечах — вечное движение, но в каких немыслимых формах! Потом был собственно танец и авангардный балет, — а может, проще — эстрадный танец, тоже, конечно, экспериментальный — навел на мысль о начале века. Конечно же, прошлого, двадцатого. Когда неистовая Айседора прививала русским девочкам — балеринам свое понимание и ощущение танца, когда на сцене творили свою хореографическую революцию Дягилев и Нижинский. Так и многие увиденные сегодня у художников «Ноосферы» «картинки с выставки» отправили меня мысленно путешествовать во времени и пространстве, ища прямые аналогии в том же начале двадцатого века, когда в изобразительном искусстве зародился и расцвел русский авангард, когда уже в первые два-три десятилетия были лучисты и кубисты, супрематисты и кубо — футуристы, конструктивисты, дивизионисты и прочие модернистские направления, которые сегодня ассоциируются с именами Василия Кандинского и Михаила Ларионова, Натальи Гончаровой и Марка Шагала, Казимира Малевича и Владимира Татлина. Может быть, все дело в том, что, так блестяще начинавшие, эти художники — новаторы были вытеснены из России советской, непонятные и — непринятые? А в страну победивших большевиков пришло новое понимание задач искусства, которое должно было служить революции, быть идеологическим рупором партии, и на долгие годы, на десятилетия, формальные и вообще всякие поиски были прекращены, получив клеймо буржуазного «искусства для искусства». Но вот времена сменились, и границы творческих притязаний рухнули. Это стало ясно, конечно, не сегодня, но сегодня — особенно. И теперь молодые художники «Ноосферы» показывают нам свою жадность ко всему, что будоражит воображение, что взрывает привычные устои. Думается, и зритель в Иркутске учится воспринимать это новое и непривычное с такой же степенью самоотдачи, что и сами творцы этого непривычного. И это очень важно: вне этого взаимопонимания альтернативное искусство будет вторично лишено смысла.